– Дом интересный, начиная с архитектуры. Ордер сохранился 1937-го года.
– Видела фотографию дома до войны, на крыше стояли скульптуры, вазоны!
– Дом был переходом от конструктивизма к сталинизму, он вобрал в себя всё.
– Трехкомнатные квартиры – ну такие дурацкие, они проходные, двери здоровые, комнаты узкие, окна в ванной, а между ними – пожарная лестница.
– Когда двери не закрыты были, я ездила на велосипеде.
– А начальство и машины?
– Не было. На весь двор всего две машины.

– 51 квартира в доме. В каждой – по два, по четыре ребенка, детей очень много. Играли в штандер-мандер, вышибалы, «Море волнуется раз…». Мяч кидают, кто-то должен поймать – это картошка.
– Вышибалы!
– А «Амур, ко мне»?
– Колечки…
– Что это?
– Все сидят так, а ты кладешь. Мы должны догадаться и не пускать.
– «На золотом крыльце сидели»... Это считалочка. «На золотом крыльце сидели царь-царевич, король-королевич»…
– Ножички были, на земле круг рисовался, и у каждого свой надел. Куда попадёт ножик, себе отрезали, но для игры нужна влажная земля.
– А помните, на руках были какие-то фигуры? Один на руках держит и фигуры выбирает. Как называлась, не помню.
– У стены играли в мяч, в проходе между филармонией.

– Гольдфедер – это 41-я квартира, они жили на первом этаже. Сын был генеральный директор «Поля чудес».
– Помните Марсалову? Тёть Шура, акушерка. Она такая сухая была, с клюкой выйдет и – пошла детей гонять! У нас двор был потрясающий. Детская площадка, зимой заливали каток, родители договаривались с пожарными. Приезжала машина, а родители делали горки. Ставили ёлки. Столяр делал заборчик, качели, скамьи. Мальчишек постарше было очень много, и самое интересное – был период, когда не выпивали, а играли в футбол, в хоккей…
– В прятки мы все играли – дети разного возраста. И в казаки-разбойники.
– Мы даже на Мичурку бегали!
– А мне не разрешали.
– Мы бегали даже на набережную купаться, нам было лет по 7, а вы помладше. Мишка Авилов был младший, его не брали. А потом чуть подросли и мы.
– В филармонию лазили, нас пропускали на концерты через окна! Мне кажется, у нас были знакомые тётки, а иногда и артисты нас пропускали.

– На улице был кран, и мы из него поливались.
– Погреба деревянные и каменные, даже куры там были.
– А вы помните, что у нас в третьем подъезде была консьержка? Вход во двор был только через третий подъезд. И там висели ключи. Все подъезды были заперты, и вход только со двора. У филармонии были ворота во двор, на которых мы катались. Они были закрыты, причем и калитка была закрыта. Двор был уединенный.

– Я в третий детский сад ходила.
– Я – на Провиантской.
– Я – в который у музучилища.
– Начинали мы с 28-й школы. Я ушла в третью, а Ольга – в 19-ю.
– А я – сразу в 28-ю.


– В Липках раньше были кирпичные аллеи.
– А как по битому кирпичу женщины в туфлях ходили?
– Ну, в Питере как-то ходят!
– Смысл в том, чтобы не закрывать полностью почву, чтобы деревья росли. Поливали постоянно. По Липкам из-за вертушек-поливалок иногда невозможно было пройти.
– Летний кинотеатр у Дома офицеров помню. Мы ходили на фильмы, потому что девочки все крупные были. Андрюшка Попов галстук одел, но его не пустили!
– Первая аллея Липок – цветник был полностью покрыт мхом. У меня даже запись в школьном дневнике была: «Вела себя неприлично, рвала декоративный мох»! В цветниках фигуры Ленина и Сталина стояли, девка с веслом напротив филармонии. И Горький. Женщина с ребенком и кувшином. Ленина и Сталина убирать начали в 1957-ом.

– По аллее писателей я училась читать, там на памятниках были изречения.
– В Липках у нас была компашка. Как мы драли там сирень! Это что-то…
– На «Динамо» проводились регулярно матчи. Отец был заядлым футболистом.
– Я всегда ходила под трибуны и собирала там копейки, которые у мужиков из карманов сыпались. А потом каток – это святое! И днем, и вечером. У меня были привязанные коньки. Днем всегда бесплатно пускали, мы из школы приходили…

– В костёле был театр кукол, я с бабушкой туда ходила. При входе стоял ларёк, за 10 копеек продавалась воздушная кукуруза, в барабане взрывалась. Попкорн, американцы!
– А почему мне говорили, что там была сахарная вата? Единственное место, где её продавали.
– Нет. Но она могла быть в Липках. У меня на фото – помните?
– А дальше был колбасный магазин, где сейчас Столыпин стоит. И второй – где фонтан. Обычный гастроном. Диетическая столовая, галантерея, коньки там точили. А со стороны Радищева – парикмахерская.
– Я помню поход за колбасой напротив «Пионера», это было событие для всей семьи, меня, ребенка, передавали из очереди в очередь.
– А я помню колбасный на Московской. Помните тамбовский окорок?
– Кондитерская была, где «Иль-де-боте» сейчас.
– На проспекте – кинотеатр летний на месте «Кристалла».
– Зимой там точили коньки. Бабушка покупала ёлочку всегда. Она стоила в зависимости от роста. «С вас рубль двадцать»!
– Молочный магазин был в «кишке». Мороженное пломбир – 29 или 28 копеек? Сок томатный по 10 копеек.
– Старьёвщики ходили, точили ножи.
– Еще было йо-йо – мечта всех детей!
– А как кричали «Молоко!», часов в пять летом начинали.
– Не доходя до «Динамо» стояли две бочки – квасная и молочная.
– У «Динамо» ларьки и овощи продавали, где шашлычная сейчас.

– Какой в филармонии ажиотаж был, когда Магомаев приезжал, или Пьеха!
– Вольф Мессинг! Мама на него ходила, а я боялась его черную афишу.
– Строили филармонию пленные немцы. Мне мама рассказывала, что им туда запрещали ходить, там часто зеки сидели.

– Слушайте, а Клавдия Васильевна, которая постановки делала в красном уголке…
– О! Красный уголок в подвале – сохранилось фотография постановки на Новый год.

– У нас жили и первый секретарь обкома, и начальник отдела НКВД Кирхгоф, отец Юльки.
– У меня мама училась с ним.
– Говорят, что он закрывался в кабинете и выл.
– Я помню, как он брился на балконе и пел.
– А еще голуби! Белые и красивые.

– У меня в семье много врачей. Моя бабушка, чтобы защититься, написала две кандидатские диссертации, потому что первую, про детские инфекции, ей не дали защитить, это было «дискредитация советской медицины». Мол, слишком много детей болело. И она написала вторую диссертацию…

А дед – зам редактора газеты «Коммунист». Потом он ушел в пропагандисты, читал лекции по атеизму. Умер рано, в 1956 году. Поехал на съезд в Москве, на улице упал и умер. Кремировали его, привезли сюда прах и захоронили. От Союза журналистов был огромный чугунный венок, на следующий год его уже не было. Мама тоже врач, главный терапевт города.

– Мои родители были из Одессы. Перед тем, как немцы туда попали. C последними пароходами они оттуда уехали. Дядя Серёжа был военный, в Красном Куте сначала, потом они уже попали в этот дом. Здесь тоже была коммуналка.
– Юлия Кирхгоф точно в вашем подъезде жила! Красавица была!
– Трубецковы.
– Нет, они позже приехали. Дмитрий Иванович – потрясающий человек.
– Папа всё время с ним беседовал.
– Шишкины, Перепёлкины – они были партийные деятели.
– Мама мне рассказывала, что во время войны, когда голодали, у Шишкиных был чей-то день рождения, и им принесли поднос с пирожными. А у бабушки собака была. И бабушка говорила: «Вы представляете, весь поднос скотина сожрала!» Мы пирожные не видели и не нюхали, а у них собака сожрала целый поднос.


– В нашей квартире... Дядь Саша снимал.
– Это во дворе, с сестрой. Это мама, это дедушка. Мама, папа, помните?
– Лёшка Молотков, ведь Молотков там жил. Он был спортсменом, а мама на радио работала.
– Это вот прадедушка. У него Красная звезда была. Это папина фотография.
– Там было очень много военных. Вот Мишки дед был, военный. Вот две красотули.
– Сырникова, квартира 6. Дом №11.

– Да-да, это Перепёлкина. Вижу.
– Еще у папы была в институте тётя Надя Синицина. Напротив нас жила.
– Пономаренко – в Лондоне.
– Все, кроме 33-й квартиры, были коммуналки. По несколько семей жило. Была баба Роза, Алкина бабушка. Баб Валя. А Роза – это была какая-то приживалка. Неужели не помнишь? Или Лиза….
– У меня отрывочные…
– У меня яркие истории, как я бегала вокруг двора.
– А мама стоит в модной шубе.
– У мамы были фото, где они на катке.
– А это фото – ваза, она еще жива.
– А вот это, мне кажется, в Липках.
– Это со стороны стадиона «Динамо». Динамовский забор.

– Стальмахов. Он тоже здесь жил?
– Нет, это Сталь Касович.
– У меня с Юлькой Маркиной есть одна фотография, и всё. Родители у меня, видимо, всё мимо пропускали. Ты представляешь, не нашла даже ту фотографию, где ты в репетузах. Даже ту не нашла! Не знаю, куда делись.